09.09.07

Последняя запись на предыдущей странице была сделана мной четыре с половиной года назад, предпоследняя – пять лет и три месяца. И все-таки я храню эту «тетрадь общую 83-го года выпуска, 96 листов фабрика «Светоч» ГОСТ 13309» с обгоревшими краями. Прямо как роман Мастера, который прятала на чердаке Маргарита. Но я не Мастер, и это не нетленная рукопись. Это мой дневник.

Забавно.

Пожалуй, никто из знающих меня людей не поверил бы, что у Аллы М. – тридцатидевятилетней преуспевающей женщины, крупнейшего туроператора, которую называют «той еще стервой», о которой говорят, что «она по трупам пойдет», может быть такой вот «девичий дневник», хранящийся с семнадцатилетнего возраста.

Мне самой трудно в это поверить, и, тем не менее, я держу в руках ту самую тетрадку, которую покупала еще в северодвинских «Промтоварах». Первая запись сделана уже в Москве – 9.07.85 года – пятикопеечной советской шариковой ручкой, чернила уже изрядно подвыцвели. Сейчас у меня в руках платиновая «Cartier», подаренная тем, о ком была эта первая запись.

В 85-ом в Москве проходил международный молодежный фестиваль, где я и познакомилась с гражданином Норвегии Йорганом Осэ. В общем, первые 26 из 192 страниц и посвящены ему, моей первой любви (и, пожалуй, единственной, потом были просто взаимовыгодные, взаимоприятные и не очень приятные отношения), нашему роману, потерянной связи (когда я пришла вместе с еще шестью такими же дурочками провожать автобус, увозивший гостей из Норвегии, нас неласково оттеснили дяденьки в штатском, обозвав малолетними б…) и резюмирующему подпольному аборту в семнадцать лет.

Моя жизнь довольно четко распланирована, поэтому обычно я обхожусь нормальным ежедневником, и никакой дневник мне не нужен, но раз в несколько лет (чем становлюсь старше, тем реже) происходит нечто такое, что никоим образом нельзя было заранее внести в «планы на текущий квартал».

После таких встрясок жизнь либо очень круто меняется, либо нужно приложить о-о-очень большие усилия, чтобы все осталось как прежде. Именно в такие моменты и появляется с антресолей этот дневник. То есть это раньше, в биберевской хрущевке, он был на антресолях, сейчас в моей двухуровневой квартире в Новых Черемушках таковых не имеется. Да и привычка хранить старье давно пропала. Смешно сказать, этот дневник я, как школьница, прячу в платяном шкафу, в отделении для нижнего белья, куда, надеюсь, не заглядывает домработница.

Так вот, сейчас именно такой момент: жизнь либо очень круто, так круто, что и подумать страшно, изменится, либо нужно очень постараться, чтобы все осталось по-старому. Вернее, и стараться не нужно, нужно принять решение. Сделать Выбор. Причем, без преувеличения, на карту поставлено ВСЕ. Я должна либо отказаться от своего настоящего – от всего того, к чему я шла с шестнадцати лет, от всего, чего добилась за всю свою жизнь, либо от своего будущего, которое можно назвать очень банально – женское счастье. Фу, аж передернуло от этой сопливой фразочки.

Конечно, это не первый серьезный выбор в моей жизни.

В шестнадцать я выбирала, остаться ли под маминым теплым крылышком в Северодвинске или же рискнуть и рвануть в Москву.

В двадцать два я решала, пойти ли на безопасную и чистенькую секретарскую работу к своему любовнику или открыть собственную палатку, выбирая, какой бандитской группировке я буду платить 70% прибыли, и как здесь можно сэкономить под страхом оказаться однажды в каком-нибудь подмосковном лесочке в виде расчлененки.

В тридцать с копейками – выходить ли мне замуж за красномордого потного «думца» Фиаклистова (это было его окончательное условие, чтобы он посодействовал в приостановлении уголовного дела о сокрытии доходов в моей фирме) или попытаться как-то выкрутиться самой.

Да мало ли чего было. Но сейчас…

Дело в том, что спустя двадцать один год (!) я вновь встретила Йоргана Осэ!

Я владелец крупной туроператорской фирмы (восемь филиалов в столице и двадцать шесть по семнадцати городам РФ). В прошлом году было решено развивать собственное скандинавское направление. Весьма неоригинально. Многие операторы давно, плотно и успешно занимаются «горнолыжкой» в Скандинавии – но что-то дернуло же меня! Я не помню (что удивительно: у меня нет проблем с памятью, особенно в отношении бизнеса), какие именно аргументы приводил мой директор по развитию… И… нашим новым партнером, владельцем крупнейшей сети отелей в Норвегии оказался Йорган!

Как только я увидела его в своем кабинете, первой мыслью было: «Это сам Один!», – мужчина редкой, холодной, северной, даже, если так можно сказать, грубой красоты. А уже в следующую секунду я поняла, что это Йорган.

Он тоже говорит, что узнал меня сразу. Хотя это было сложнее — в семнадцать лет я была пухленькой пергидрольной блондинкой, сейчас же вешу 53 кг и ношу медно-рыжие локоны. «Но ведь улыбка и глаза остались, – утверждает Йорган, – а я вспоминал их всю жизнь». Здесь, я думаю, он сильно лукавит. Ведь у него, в отличие от меня, было два брака, и есть, в отличие от меня, трое детей. Но, что правда, то правда, он более романтичный, более душевный, чем я: «Надеюсь, теперь я буду видеть твою улыбку всю жизнь, я буду целовать морщинки, собирающиеся вокруг нее, когда тебе будет 70, а мне 76», – говорит он.

Норвежский – мирный, честный, культурный бизнес – не ломает, как наш, там можно зарабатывать деньги (большие деньги, я, конечно, имею в виду) и не превращаться в биоробота, у которого один единственный орган – мозг, а если позволишь себе иметь еще и сердце, тебя сожрут, растопчут, порвут на куски и спляшут на твоих обглоданных костях.

Переговоры мы, естественно, провели, как подобает: отработанное годами дежурное выражение лица – дружелюбная «американская» улыбка, холодный, непроницаемый взгляд, подписанный договор, дружественное рукопожатие, глоток шампанского… А через пятнадцать минут, отослав референтов, мы бешено целовались на моем рабочем столе. При этом не было произнесено никаких «Ты меня помнишь?». С тех пор…

В общем, я снова беременна – второй раз за всю жизнь (аборт в семнадцать послужил хорошим уроком на 22 года). Дядьки в штатском больше не могут помешать нам, времена другие – у меня шенгенская мультивиза, могу летать хоть в Норвегию, хоть в Португалию, хоть в Люксембург через день.

Йорган сделал мне предложение.

Если я его принимаю, ни о каком аборте речи быть не может (мне 39!), о том, чтобы остаться со своим бизнесом в Москве – речи быть не может, чтобы он переехал в Россию – тем более. Я попыталась что-то такое ляпнуть, что мол можно любить и на расстоянии, но тут мой Один превратился в другого бога своей страны – грозного Тора с глазами, мечущими молнии. Он довольно тактично, но весьма жестко дал мне понять, что я могу быть ему либо настоящей женой и матерью его ребенка, либо просто деловым партнером.

Девяносто девять женщин из ста, да что там, девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять из миллиона скажут: «Да чего тут еще думать и выбирать в сорок-то лет!!!». Он – воплощение всеобщей женской мечты: доход несколько миллионов евро в год, красив, ласков, умен и лучший любовник, который был у меня за всю мою немаленькую и отнюдь непуританскую жизнь.

И еще меня просто преследует фраза из всем известного фильма: «В сорок лет жизнь только начинается». Наверное ей успокаивают себя все люди моего возраста, когда им очень хочется думать, что все еще впереди. Это должно быть звучит весьма жизнеутверждающе для тех, у кого ничего не сложилось. Меня же это просто бесит! Моя жизнь не начинается!!! В ней было СТОЛЬКО, что это невозможно перечеркнуть или назвать всего лишь подготовкой к счастью.

Катерину Тихомирову никто не заставлял бросать свой директорский пост и ехать в страну с чужой культурой, с чужим чудовищным (да простят меня, если что, будущие сограждане) языком. Ее никто не просил становиться домохозяйкой (пусть и в особняке со штатом прислуги в 20 человек).

Да и не в этом дело! Количество моих слез в Москве, а также пота, крови и других выделений, не сравнится с ее страданиями по двум мужикам! Чего уж такого она пережила? Одиночество?! Но это, уж поверь мне, Катерина, намного лучше, чем оральный секс с потным, вонючим Фиаклистовым! Ударный труд на советском заводе? Но труд регламентированный КЗоТом, а не по 24 часа в сутки, как это было у меня в течении первых пяти лет работы моей фирмы! Пеленки и бессонные ночи с младенцем? А у меня на глазах во время дикого бизнеса начала 90-х убили мою собаку. Меня дважды жестоко избивали и… не только. Все это было за место на рынке в 8 «квадратов», где стоял мой ларек с тряпками из Польши! В середине 90-х конкуренты сожгли мою квартиру, я должна была в то время находиться дома, но, как говорится, бог отвел. Потом мой главбух исчез со всеми теми деньгами, которые должны были пойти на погашение кредита. И это не все, далеко не все…

Но весь этот «фильм ужасов» несколько лет назад закончился, как мне казалось, «хэппи эндом». Я, как ни банально звучит, наконец-то могу пожинать плоды своего труда. Я могу больше не бояться ни рэкетиров, ни судебных приставов, ни ОБЭПа, ни конкурентов. Я веду честный (почти, насколько это возможно в России) бизнес. У меня появились средства на исполнение всех моих желаний. У меня есть директора отделов, референты и замы, теперь я могу позволить себе работать, как нормальный человек, по 7-8 часов в сутки, заниматься в выходные собой и 3-4 раза в год уходить в отпуск. Катерине Тихомировой не понять, что это есть СЧАСТЬЕ!

Я пережила и сделала очень многое. И я горжусь этим. И это РЕАЛЬНО. И собственный, крепко поставленный бизнес с годовым оборотом в × ××× ××× – это не «синица в руках»!

А вот «женское счастье»… Я не знаю, что это такое! Верховный директор по планированию ошибся, и мне послали чужую мечту.

Так вот, я не знаю, что это и зачем это. Зато я знаю, что идеальный любовник может оказаться совсем неидеальным мужем. Я знаю, что, бывает, рождаются серьезно больные дети, и это похуже рэкета и ОБЭПа вместе взятых. Но я не знаю, принесет ли мне счастье материнство, пока, на 9 неделе беременности, никакой материнский инстинкт во мне не проснулся.

А еще я знаю, что у меня есть неделя на размышления. Через семь дней я либо говорю Йоргану «да» и встаю на учет в клинику (на всякий случай и в Москве, и в Осло), либо говорю «нет» и иду на аборт (говорят, сейчас это не больно, в отличие от 80-х годов).

И знаю, что если откажусь стать матерью и женой, всю жизнь в тяжелые минуты я буду сожалеть и думать «А что если бы…». А если соглашусь, то… здесь вообще знать наперед ничего нельзя.

Так быть или не быть? Вот он – вечный вопрос. (Тьфу, как пафосно!)

О, уже 10.09.07. Поэтому иду спать, надеясь на старую русскую мудрость «утро вечера мудренее».

Алла М. – редкостная стерва, умнейшая и опасная хищница, прожженная авантюристка, и впрямь, чего скрывать, идущая по головам, прошедшая огонь воду и медные трубы, шантажировавшая «думца» Фиаклистова, пока того не хватил инсульт, расправляющаяся с теми, кто вставал на ее пути по принципу «на войне все средства хороши», получившая звание «бизнесмен года», и неофициальный титул первой великосветской шлюхи – обзавелась за годы бурной жизни отличной привычкой – засыпать, только коснувшись головой подушки. Засыпать, каким бы трудным не был день, какие бы ужасы не творились вокруг, какими бы тяжелыми не были мысли накануне. Уже лет пятнадцать она не видела снов.

Но в ночь с девятого на десятое сентября 2007 года сон ей приснился. И какой сон!

Она увидела, как ее старый обгоревший дневник, оставленный на стеклянном столике в гостиной, сам собой раскрылся, и на чистом листе сами собой начали появляться буквы, как будто их выводил человек-невидимка. Он писал крупно, по-детски размашистым, очень правильным почерком.

«Дорогая может-быть-моя-мама! Пока я еще не стал твоим ребенком. В тебе еще лишь плоть, душой которой я могу стать через семь дней. А могу и не стать… Я тоже делаю выбор. Если я откажусь, бездушная пока еще плоть отторгнется твоим телом. Если же соглашусь – я стану живым! Воплощенным! Жизнь дает много счастья. Но также много и боли. Я не могу сказать сейчас, что я счастлив, что мне хорошо, потому что я не знаю, что такое «несчастлив» и «плохо». То, где я сейчас нахожусь, можно назвать тебе – той, которая когда-то стояла перед таким же выбором, что и я сейчас, ПОКОЕМ. Хотя ты не поймешь, что это такое, ибо никогда его не испытывала, вернее испытывала, но забыла, став однажды трехмесячным плодом в чьем-то чреве.

Воплощенное «хорошо», это когда на какое-то время перестает быть «плохо». Невоплощенное «хорошо», это вечный, безмятежный покой, это отсутствие потребностей и стремлений, так как нет никаких раздражающих импульсов, порождающих их. Тебе, имеющей чувства и ощущения, это может показаться скучным. Но ведь воплощенные выдумали такие понятия, как «нирвана», «рай» – значит вы стремитесь к покою?

И в то же время вы до последних сил держитесь за свою жизнь, настолько вы влюблены в нее. И тяжелее всего, что решившись стать живым, тебе уже никто не даст НАСТОЯЩЕГО ВЫБОРА, никто не спросит: «Что ты сейчас хочешь: вечной безмятежности или возможности ощущать радость и боль?» Рано или поздно вы все возвращаетесь в покой.

Так что, дорогая может-быть-моя-мама, это я, а вовсе не ты делаю самый серьезный выбор. Это я решаю вечный вопрос: «быть или не быть»!

«Не быть» – это значит больше никогда не делать выбор, то есть вечная абсолютная свобода, вечное абсолютное блаженство вне времени и вне чего-либо еще.

«Быть» – это иметь чувства и ощущения. Это познать, что такое счастье. Но также и познать, что такое горе.

Это познать тепло и нежность матери. Но также и холод, и одиночество в разлуке с ней.

Это почувствовать наслаждение вкусом. Но также и узнать муки голода.

Это услышать прекрасную колыбельную, спетую самым лучшим и любимым не свете голосом. Но также и услышать когда-нибудь плачь и стоны.

Это восторг от сделанного когда-то первого самостоятельного шага. Но и первая боль от падения.

Это счастливый визг, когда тебя подбрасывают вверх сильные руки отца. Это первая обида, когда эти руки однажды наградят тебя подзатыльником.

Это ликование от того, что первый раз погладил пушистую кошку. И ужас, когда впервые увидел мертвого голубя.

Это ощущение всемогущества над миром где-то лет до пяти. И страшное осознание того, что на свете есть смерть, и твоих любимых когда-то не будет – в пять с половиной.

Это первый поцелуй. Но и первая пощечина.

Это первая любовь. И первое предательство.

Это счастье от того, что у тебя есть самые любимые на свете люди – твои дети. Это горе, когда люди, любившие тебя больше всего на свете – твои родители, умрут у тебя на глазах.

Но ты можешь иметь все это: вкус, цвет, запах, прикосновение, небо, солнце, звезды!... И ты будешь любить это больше покоя!

Но в один прекрасный миг тебе придется все это отдать… И тогда ты познаёшь самую большую боль, за то что познал самое большое счастье.

Так стоит ли мне быть, может-быть-моя-мама?»

Алла М. – редкостная стерва, умная и опасная хищница, женщина, наконец-то познавшая любовь и нежность, женщина, носящая под сердцем ребенка – имела отличную привычку, просыпаться без будильника ровно в 7.00, сколько бы она ни проспала, как бы и где бы она ни уснула. Десятого сентября 2007 года она проснулась в своей собственной кровати в шикарной московской квартире. Десятого сентября 2007 она проснулась абсолютно счастливая.

Алла М. спустилась в гостиную, взяла со стеклянного столика обгоревшую старую тетрадку, открыла и увидела последнюю запись. Запись была сделана накануне ручкой «Cartier» аккуратным мелким Аллиным почерком. Последней строчкой в тетрадке было: «О, уже 10.09.07. Поэтому иду спать, надеясь на старую русскую мудрость «утро вечера мудренее».

Алла вновь было взяла ручку, но передумала, сказав вслух: «Вот все сделаю, и тогда…». Первым делом она набрала номер своего секретаря и сказала, чтобы на работе ее сегодня не ждали. Потом сделала еще один звонок…

Новая запись появилась в дневнике примерно через час:

10.09.07

Не знаю, то ли сработало то, что утро действительно мудренее вечера, то ли за ночь во мне проснулся тот самый материнский инстинкт, может, что-то такое приснилось, а я не помню… Но я проснулась даже не с решением, а со ЗНАНИЕМ того, что мне нужно сделать.

Я позвонила Йоргану и сказала, что мне не нужна неделя на размышление.

Я попросила его самого подумать, что делать мне с моим бизнесом в России. Но я знаю, что скорее всего просто продам его. Во-первых, наняв исполнительного директора, мне все равно будет обидно наблюдать за тем, как то, что я сделала разваливается по кирпичикам. Во-вторых, денег, полученных от продажи единовременно (а я уже сейчас с ходу назову человек десять, которые будут грызть друг другу глотки за эту возможность), даже если я просто положу их в банк под процент, не то что мне и моему ребенку хватит на безбедную жизнь, но и внукам кое-что перепадет. Это на тот случай, если мой Один скажет, что передумал… ха-ха, он ликовал как мальчишка!

Года через полтора, когда, как я надеюсь, все немного утрясется, я займусь тем, что найду лучших в России и Европе редакторов, которые помогут мне опубликовать этот дневник и сделать из него книгу. Они там все еще любят «русские ужастики». Конечно, я исправлю некоторые имена. А еще надо будет придумать, как объяснить Йоргану, что не все здесь написанное правда, и вообще, далеко не все про меня.

А самое главное – у меня будет сын. Я знаю. Я назову его Тором – сыном Одина и Ёрд, он будет громовержцем, защитником и покровителем земледелия. Пусть в его жизни будет все – и борьба, и простое, тихое счастье.

Александра Сергеева