В доме Воронковых по вечерам нарастала тревога. Посуда начинала звенеть, когда мать с отцом спорили на кухне. Ну, зачем спорить? Зачем?
Тяжелые времена, нелегкие мысли. Наслушавшись гнусных новостей из телевизионного экрана, отец принимался осуждать страну, а заодно и жену. Вот это, Вера, твой народ! Одни тунеядцы, алкоголики и хамы.
- Этот народ такой же мой, как и твой! – всегда одинаково парировала Вера Петровна – уважаемый педагог русского языка и литературы. Она пыталась всегда успокоить мужа, перевести тему, но тот все больше распалялся.
- Ну, может, хватит? – каждый раз встревал сын Вовка, принимая огонь на себя. Заходил в кухню и переключал «телек» на какие-нибудь мультики, понимая, чем это может закончиться.
Борис Симонович Воронков как всегда очень внимательно разглядывал сына из-под очков, и медленно произносил:
- Нус, как наши успехи? Дневник к осмотру!
Обычно Вовка предъявлял дневник смело. Оценки у него были не ниже четверок. Но отец, состроив недовольную гримасу, все равно упрекал его за каждую непятерку. Сегодня же Вовке не повезло по крупному.
- Так, молодой человек! В чем дело? – буравил мальчика глазами Борис Симонович – профессор кафедры общетехнических дисциплин. – Что это такое, я спрашиваю?
В дневнике напротив предмета Физика стояла жирная пара.
- Это двойка.
- Я не понял! – вскипел отец. – Мы что, готовимся быть охранником в гараже? Лакать литрами водку? Или двор мести! А может, в полицию, собирать «дорожный налог» с полосатой палочкой! Или мы хотим в армию?
- Да, ненавижу я эту физичку с её физикой! - вспылил Вовка.
- А тебя никто не просит ее любить! – Встряла мать. – Просто выучи предмет и все.
Вовка с горьким разочарованием оглянулся на родительницу, которая всегда поддерживала, а теперь неожиданно приняла сторону отца:
- Физичка ко мне придирается!
- Не физичка, а учитель физики, которая из тебя, неуч неблагодарный, пытается толк сделать, – встал, сверкая глазами отец.
- Есть у меня одна мысль. - Борис Симонович подтянул к себе портфель, вызволил дорогой и весьма солидный календарь на пружинах, подаренный ему на последнем семинаре в музее Вернадского. И вручил сыну уже более миролюбиво:
- Держи! Тематическая вещь с портретами великих физиков, по одному на каждый месяц! Для установления контакта можешь подарить своей… «физичке».
- Завтра нет физики!
- Тем лучше! Значит несколько тем повторишь и домашнее задание выучишь. Буду следить, чтобы на каждом уроке отвечал. И выключи эти дурацкие мультики. Мать! Это ты его разбаловала!
Вовка, убедившись, что отец постепенно успокоился, потащил в свою комнату календарь, и столкнулся с в коридоре с сестрой.
- О чем шум? – спросила бесстрастно Ленка.
- Как всегда, о проблемах мира и социализма или как избавиться от двоек.
- А-а-а! – понимающе закивала она, - это ещё ничего.

Ленка уже училась в Медицинском.
- Я в твоем возрасте как-то все каникулы учила предметы, по которым тройки за четверть получила. Папа график мне разработал, и пока зачет по очередной теме ему не сдам, гулять не отпускал. От троек и двоек навсегда отучил. И мне это по жизни реально помогло.
- Поэтому с отцом не пререкайся. Делай, как велит. Понял? – внушительно приказала Ленка.
Последующая неделя проходила более или менее спокойно. Родители были завалены работой. И дети немного вздохнули без тотального контроля.
Ленка зубрила свою медицину, а Вовка после того, как уважительно преподнес лакированный красочный календарь «ненавистной физичке», и, удивившись, как та искренне обрадовалась подарку, сознательно засел за физику. Ситуация, к изумлению подростка, поменялась коренным образом. И предмет оказался совсем не сложным. И учительница - необычно приветлива. И занятия проходят не мучительно долго под угрозой вызова к доске, а легко и интересно. А всего-то нужно пару десятков минут посвятить выполнению домашнего задания. Как он раньше этого не понимал.
Через два-три урока даже пытался вступать в полемику с учителем по результатам последних достижений ученых, благо мыслей и мнений по проблемам физики в интернете хоть отбавляй. Паренек утверждался, и завоевывал пятерку за пятеркой.
- Вот, видишь? – удовлетворенно прищуривала глаза мать, - я была права!
- Вот видишь? - рассматривал новые оценки в дневнике отец, - я был прав!
Изменение дел изумило юношу своей кардинальностью и эффективностью, как будто, автобус, в котором он ехал, резко повернул на повороте и помчался по другому маршруту. Значит, начинал развивать мысль Вовка, можно быть пассажиром и лишь наблюдать за калейдоскопом событий, а можно на водительском кресле самому участвовать в выборе направления движения. Он с интересом стал изучать своих одноклассников, других ребят из параллельных классов, из школы. Почему некоторых он знает хорошо, отдельных – почти не знает. Почему у одних педагогов даже сложные предметы ученики дружно осваивают, а у других – и легкий материал не учат. Как формируется мотивация, из чего складывается авторитет. Можно много красиво говорить, а можно делать дело. Да и то по-разному. От тоскливого монотонного исполнения до творческого поиска – целая пропасть. А критерием оценки деятельности индивидуума, своеобразным маркером личности являются поступки. Поступки, подкрепленные целесообразностью и востребованностью обществом в конкретный момент времени.
Полет мысли будоражил мальчика. Сам того не понимая, он начинал постигать философию бытия. Допустим, что жизнь это театральная постановка, спектакль. В этом спектакле легко быть реквизитом. И если, например, к тумбочке предъявляются какие-то требования, то у бутафорских предметов – никаких обязательств. К ним мало претензий, но и они почти никому не нужны. Они – всего лишь фон. Это один стиль жизни. Другая роль у артистов. Они участвуют в игре. Но какой бы талантливой ни была игра, они всего лишь реализуют задуманный автором сюжет. Это другой стиль жизни. А можно быть режиссером и самому корректировать роли, изменять сцены, моделировать целые акты.
Вовка стал ловить себя на том, что наблюдая за «театром» со стороны, он стал замечать внутренние взаимосвязи, стал оценивать характер и предназначение каждого действующего лица на «сцене».
Мальчик стал меняться. Не внешне, нет. Он рос внутренне. Если во время занятий, он замечал, что пожилому географу тяжело, то запросто мог принести стул и предложить присесть. На уроке истории, когда учительница почувствовала дискомфорт от духоты, даже выступила испарина, Володе ничего не стоило приоткрыть створку окна. А когда симпатичная физичка вынуждена была прищуриваться от яркого солнца в окне, вставал и задергивал шторы. Он не выпендривался. Он делал поступки, просто и обыденно. Но это все замечали, и отмечали.
Из семьи Воронковых в Вооруженных силах никто не служил, но женщины к каждому 23 февраля готовили подарки для домашних «защитников Отечества»,.
Рано утром, когда отец еще завязывал у зеркала галстук, Вера Петровна преподнесла ему портфель из натуральной кожи:
- Это от всех нас, нашему защитнику и добытчику.
- Ты балуешь меня, Верочка! – поцеловал ее в щечку Борис Симонович. – Сегодня на кафедре намечается сабантуй. Наверное, задержусь.
Вовка получил от матери в подарок французский аромат и, напрыскавшись дорогим одеколоном, навострился на школьный митинг.
Слова, которые произносила директор школы на День защитника отечества, были одни и те же каждый год и мало интересовали молодежь.
А вот концерт происходил всегда эмоционально. Патриотическая линия, в основном, выдерживалась. От подвигов русских воинов на Куликовом поле и до Бородина. От Земского собора и до Рейхстага.
Сегодня Вовке очень понравилось, как девчонки читали стихи. Особенно поэму Маргариты Алигер «Зоя»:
- «Вот оно: морозно, снежно, мглисто!
Розовые дымы!
Блеск дорог!
РОДИНА!
Тупой сапог фашиста
Выбивает ящик из-под ног…»
Аплодисменты зала будили внутренний восторг за Отечество и гордость за страну и принадлежность к «общему стержню нации», как говорила мать. Вовка уже давно знал, что всегда готов встать на защиту Родины.
« Мы – народ Ванек-встанек,
Нас не Бог уберег.
Нас давили, пластали
столько разных сапог.
Они знали, мы – Ваньки,
нас хотели покласть.
Но о том, что мы встаньки,
Забывали, платясь…» - читала поэму Евгения Евтушенко следующая участница концерта.
Хором весь зал исполнял песню Михаила Ножкина:
«Мы так давно не отдыхали,
Нам было просто не до отдыха с тобой.
Мы пол-Европы по-пластунски пропахали.
А завтра-завтра, наконец, последний бой!»
И после песен какой-то паренек из параллельного класса горячо читал Блока «Скифы»:
«Россия – сфинкс, ликуя и скорбя,
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя
И с ненавистью. И с любовью!»
Возбужденные ребятишки после концерта высыпали на улицу.
Сгруппировались кучками по классам. Расходиться по домам не хотелось. Девчонки, ожидая продолжения «концерта» смеялись рядом, но не дождавшись активности от мальчишек, разбрелись медленно по домам.
- Ну, - высказал свое состояние дружок Вовки Саня Петров. – Может, отметим? – вытащил из штанин пачку сигарет, и смачно закурил. К нему присоединился Игорь Песков. Вовка не решился. Тарасов и Шевчук тоже мялись, переступая с ноги на ногу. Было холодно.
- Какие предложения будут? – выкручивался за всю собравшуюся компанию Песков. – Можно скинуться, пузырь купить…- Ну, наш же праздник, ребя!
Все дружно вывернули карманы.
В семье Воронковых не то чтобы никогда не пили спиртного. Но не курили. Поэтому беседа с ребятами и предложение попробовать недозволенное и напрягало, и подзадоривало.
Пересчитав деньги, Петров, раздумчиво изрек:
- Должно хватить на три бутылки водки, и один пирожок какой-нибудь. А?
- А закуси нам хватит? – сомневался Санек по дороге.
В магазин отправился Петров ,потому, как выглядел он не по детски и уже пару раз заигрывал с местной продавщицей.
И он, действительно, вынес три бутылки самой дешевой водки, пять пластиковых стаканчиков и четыре сырка.
Осознав реальность надвигающегося испытания, Песков с сомнением посмотрел на Воронка. Типа он же весь правильный, воспитанный, интеллигентный. Может, ему и не надо такое празднование.
- Кончай, Песок! Уже ж решили! – отрубил Вовка.
- Ну, кто решил-то? Ты что ли? Прикинь, что с тобой родители сделают? По стене размажут! Ты ж вообще еще не пил ни разу!
- Это я не пил?
- Ты, ты! Не пил!
- Да, я если хочешь знать, пару недель назад целую бутылку выпил! Один!
- Кончай завирать! Никто зараз бутылку выпить не может!
- А я могу, - заводился Вовка.
- Спорнем, не сможешь?
- Спорнем, смогу? Ребят, разбейте!
Пока спорили, оказались за домами в непродуваемом тихом месте.
- Так. Всем по одному стаканчику. Эта бутылка нам на двоих. Эта вам на двоих. А это тебе, Воронок, целая! Предлагаю тост! За наш праздник!
- Ура! Два вертикальных, один горизонтальный! Ура! Ура! Ура-а-а! – подхватили ребятишки.
Поделили сырки. Разлили водку по стаканчикам.
- Ну, поехали? – смело произнес Петров и первый выпил.
Ребята за ним. Не отставал и Вовка. Почувствовав жгучую влагу в желудке, он сразу не опьянел. А только раззадорился, захохотал, и воскликнул:
- Ну что, по второй?
Откуда у него вырвалось это выражение? Где он мог его слышать? Видеть? Может в фильме? Или в компании? Во сне? В прошлой жизни? Бесшабашно и безоглядно он налил второй стакан. – Ну, будем, - и выпил первым. Ребята за ним. Их слегка закачало. Опьянение провоцировало эйфорию. Веселость ударила в голову.
- Ну чё, давай, допивай свою бутылку! – напомнил Шевчук. – На спор так на спор. Мы ждем.
- Да бросьте вы! – попытался всё «спустить на тормозах» Песков.
- Тихо, Песок, заметано! Сейчас буду мастер-класс показывать по уничтожению зла на планете! – чуть качаясь, произнес Вовка, и стал пить прямо из горла то, что оставалось в бутылке.
- За уничтожение зла! – поддержал Песков. – Добрым людям меньше останется!
Алкоголь уверенно разлился по артериям Вовки. Он еще соображал. И все чувствовал. Только ноги перестали держать. Язык стал выговаривать какие-то странные слова. А снег! Снег поплыл куда-то вправо и вниз. Он медленно-медленно осел на колени со словами:
- И-я-я-я выиграл!
- Ну и дурр-р-р-а-а-ак!- так же пьяно-медленно произнес Песков.
- Воронок! Ык! Ты че! Пи-я-я-яный что ли? – попытался поднять дружка Санек Петров. – Давай, пошли!
- Куда?
- Куда- куд – куда? Домой! – загоготали остальные. – А то в снегу замерзнешь!
Пили то легко, и пять минут. А вот тащить пьяного Вовку до родной двери пришлось около часа. Ему становилось все хуже и хуже.
- Не надо домой! – опомнился он, видя знакомый подъезд. – Мать убьет! Блин! Попал!
Позвонили в дверь.
- Кто там?
- Тетя Вера, это мы, - незнакомо изменившимися голосами пробубнили дети.
Заподозрив неладное, женщина торопливо открыла дверь и замерла на пороге.
- Вот ключи! Мама…, - Вовка стоял и глядел на нее, как всегда. Но взгляд превратился во что-то рыбье, бессмысленное. Пугающее. Куртка от подбородка была мокрой. По ней стекали слюни и сопли.
- Добрый вечер, Вера Петровна!
- Мы пошли! –поставив безвольное тело в дверях, друзья как могли быстро сбежали с лестницы вниз.
- Что с тобой? – осторожно спросила мама.
Маленькая, тревожно-испуганная. В вязаной кофточке. Она теряясь в мыслях, распахнула глаза, пытаясь понять, почему Вовка не открыл дверь своим ключом, и почему ребята так странно убежали.
Сын, не в состоянии более сопротивляться опьянению, весь обмяк и рухнул на ее сухонькие плечи.
- Ленка! Сюда! Быстро! – завопила мать, в ужасе от происходящего.
- Ма, да он пьян! – унюхала запах водки сестра.
- Я не пьян! – попытался возразить сын. Но его организм уже не мог справляться с такой дозой яда, и Вовку вырвало прямо на ковровую дорожку, на мать и на Ленку.
Для Веры Петровны совершенно исчезло чувство времени и чувство тяжести. Шестидесятикилограммовый «малыш» был ею моментально раздет. Разут. Она с проворностью силача втащила детину в ванну. Заставила залезть под душ, контролируя его дееспособность вопросами «Сколько выпил?» или «Чем закусывали?»
- Я выпил бутылку водки! Мы поспорили! Пусть знают наших!
- Каких еще «наших»? Каких наших? - Ужаснувшись, восклицала она, - Боже мой! Это же смертельная доза!
Ни на секунду не расслабляясь, командуя Ленкой, навели трехлитровую банку воды, смешали с марганцовкой и влили все внутрь многострадального тела.
Еще с полчаса Вовку полоскало в ванной, пока не пошел один желтый желудочный сок.
Вымотавшийся, в абсолютном изнеможении паренек вдруг заплакал, уткнувшись в мокрое материнское плечо.
- Ну, что ты плачешь, родной? Все будет хорошо! Успокойся. Все. Все! Все, я сказала! Хватит! Ну, что же ты плачешь?
- Мне стыдно! – рыдал Вовка.
- За что?
- Что я пришел такой…
- Главное – пришел! – Не стала ругать мама, - Еще раз! Выпрямись! Воду сделаю совсем холодной. Терпи! Я быстро…
Укутав сына в шерстяное покрывало с головы до ног, она поцеловала Вовку, как в детстве, сказала ласково:
- Дурачок! Чтобы больше не спорил!
Он кивнул. Закрыл глаза, и улыбнулся.
- Лена! Леночка! Чай с медом! Кусок курицы! Хлеб! Черный, Лена, черный!
- Мама, ему нельзя. У него алкогольное отравление! – не согласилась Ленка, - Я как медик…
- Я сказала хлеб, мясо и чай! Быстро, Лена, быстренько!
- Как скажешь! Но я бы не стала!...
Вовка быстро все съел. И уснул богатырским сном в теплой постели.
Не успели женщины убрать следы «преступления», как дверь отворилась и в коридор, шумно топая ногами, ввалился Борис Симонович.
- Мать, ты тока меня не ругай! – обнял он супругу, и неожиданно тиснул. – Я чуть пьяненький сегодня. Ч-ч-ч! Не шуми! Праздник мы на кафедре справляли. Ну, имею я право раз в жизни?...
- Раз в жизни имеешь, - улыбнулась мать. – А как же ваши разглагольствования, профессор, по поводу народного алкоголизма? Какой такой пример вы сыну подаете, Воронков?
Ленка тоже улыбалась: сговорились мужики сегодня, что ли?
Отец, пряча глаза в пол, отмалчивался, что было для профессора весьма не свойственно.
- А ты, мать, ему не говори! – прошептал профессор и, быстро скинув верхнюю одежду, улизнул от неприятных смешков жены и дочери в ванную.
И только оттуда, за закрытой дверью, почувствовав себя в полной безопасности, Борис бросил пару фраз в свое оправдание:
- Ты же сама, Верочка, все время твердила, что это не только твой народ, но и мой!
- Вот я и решил быть, так сказать, ближе к массам. Понять, так сказать, чем живет социум. Это был всего лишь научный, Верочка, эксперимент!
Как-то после этого случая в доме Воронковых по вечерам стихли споры. Перестала звенеть посуда. Ну, зачем спорить? Зачем?
Кстати, Вовка тоже больше никогда не пил на спор. И без спора не пил.
А профессор в этом деле и подавно больше замечен не был. Но народ ругать «алкоголиками и тунеядцами» перестал.

Февраль 2012г.