Пожалуй, одни из самых светлых и  одновременно  печальных воспоминаний.
Недавно я увидел по телевизору анонс фильма о Муслиме и вспомнил нашу последнюю встречу во дворце Украина на одном из юбилеев газеты «Бульвар». Муслим, по обыкновению, заполнил собой и своим волшебным голосом весь огромный зал, подчинив каждого из сидящих и стоящих вдоль стен зрителей. Как всегда, элегантный, спокойный, в белоснежном смокинге, он пел и весь зал подпевал ему. Незабываемое, чарующее зрелище.

Через несколько минут мы встретились за кулисами, обнялись, посетовали на то, что давно не виделись и - не поработали. На прощание он протянул мне руку и сказал традиционную фразу:
- Игорь, будешь в Москве, позвони, заходи, я буду ждать. Мы и так потеряли кучу времени, надо успеть поработать.
Я бывал в Москве не раз и не два с тех пор, но... Не позвонил и не зашёл, а теперь... Теперь и звонить некуда, и зайти не к кому. Муслим слишком далеко. Даст Бог, мы встретимся ТАМ...
Начиналось все в далеких 1960-х. Меня вызвали в министерство культуры и поручили создать девичий вокальный ансамбль. И я его создал. Уже довольно скоро коллектив «Мрія» завоевал популярность, нам предоставилась возможность выступать на «первых» площадках страны.
Так мы оказались в Москве на фестивале. Назывался он, кажется,  «Московские зори». Зеленый театр, служивший основной площадкой фестиваля, почувствовал на себе всю ту любовь и обожание, которые обрушились на молодого и фантастически талантливого исполнителя Муслима Магомаева. Нет в сетке вечернего концерта выступления Муслима - зал полупустой, есть - по периметру конная милиция и толпа, которую еле сдерживали правоохранители. Выступать до него было сложно, после него - бессмысленно. Шли не на концерт, шли на Магомаева. Мы пересекались, даже здоровались, но близко не были знакомы.
Познакомились мы через несколько лет после концерта в Колонном зале Дома Союзов, который давал Иосиф Кобзон. Нас, меня и Юру Рыбчинского (советский и украинский поэт, драматург, сценарист),  пригласили в гости к народной артистке Советского Союза Людмиле Зыкиной в ту знаменитую московскую высотку, которую мы видели потом  в фильме «Москва слезам не верит». Компания была небольшая: хозяйка дома, Света Моргунова - известная советская телеведущая, Иосиф Кобзон, мы с Юрой и Муслим. Мы посидели, выпили и Иосиф попросил:
- Мусик! Сыграй нам что-нибудь, спой, если не трудно.
Никаких возражений, никаких «ломок». Муслим взял бокал с коньяком, отпил немного, поднялся и двинулся к пианино. Пальцы Муслима скользили по клавишам, и я, с ранней юности подрабатывавший аккомпаниатором, был сражён его техникой игры. Невероятно! Восхитительно! И вдруг он запел, но не тем голосом, к которому привыкли сотни миллионов слушателей. Он стал подражать известнейшим зарубежным исполнителям того времени: Тому Джонсу, Фрэнку Синатре, Иву Монтану - закрой глаза и ты не отличишь. Потом он стал петь джазовые композиции. Ещё через несколько минут Муслим спел нам несколько партий из снимавшегося тогда мультика о Бременских музыкантах! Мы разинули рты от такого калейдоскопа перевоплощений. Это было нечто! Мы смеялись и восхищались одновременно.

Сказать, что я был потрясен - не сказать ничего! Это было открытие. Я увидел и услышал совершенно другого Магомаева - безгранично, божественно талантливого и неповторимого.
Когда мы расходились поздно ночью, он протянул мне номер телефона и попросил:
- Позвони. Мы поработаем. Я буду ждать.
И я позвонил. Мы встречались каждый раз, когда я бывал в Москве. Благодаря Муслиму у меня всегда был номер в самой современной по тем временам гостинице «Россия», мы обсуждали, строили планы, он разучивал что-то новое и однажды сказал мне:
- Слушай, ну сколько ты будешь мотаться из Киева в Москву? Может, давай сходим к мэру, я выбью тебе квартиру, переедешь сюда и мы, наконец, сможем поработать по-человечески, а не наскоками?
Я отказался. Мой дом - Киев, а не огромная и суетливая Москва.
Через год меня пригласили в столицу по важному делу. Нашу с Юрой Рыбчинским песню «Глаза на песке» выбрали для исполнения на международном фестивале в Чили. Советская песня на фестивале в стране, с которой у нас, по-моему, и дипломатических отношений-то не было - по тем временам неслыханное дело. Исполнять ее должен был Муслим. Я вернулся, занялся оркестровкой и через месяц привез в минкульт Союза готовый вариант.
Сижу в приемной министра (в те годы минкульт возглавлял Демичев Петр Нилович), жду приглашения. И вдруг мимо пролетает какой-то маленький человечек с газетой в руках, шепчет что-то на ухо секретарше и прошмыгивает в кабинет министра. Через полчаса выходит пунцовый и довольный собой. Без газеты.
- Игорь… Тут такое дело, - обращается ко мне Демичев, - вы с Юрой, конечно, молодцы и все такое, но...
Он протягивает свежую газету «Известия» со статьей, в пух и прах разносящей две песни: нашу и «Эти глаза напротив». Автором статьи была жена поэта Роберта Рождественского Алла Киреева. Естественно, о поездке с этой песней говорить больше не приходилось. Все. Точка. Зарубили. И нас с Юрой, и Муслима, который уже готовил ее.
Тем маленьким человечком из приемной был известный советский композитор, автор музыкальной «Ленинианы», Серафим Туликов. Больше мы его не видели. Киреева через несколько лет подошла, повинилась, сказала, что совершила огромную ошибку, но поздно, песня так и не прозвучала в исполнении Магомаева. После того, как сорвалась поездка, Иосиф Кобзон сказал: “Теперь эта песня будет коронкой в моих концертах! И я буду на ней заострять внимание!” И он пел ее везде и всегда! Наперекор запрету! И именно он заставил Кирееву извиниться.
Через несколько лет Муслим позвонил мне:
- Игорь, привет. Я в Киеве. Можешь подъехать? Я в гостинице “Украина”.
Уже через час мы обнимались и радовались встрече. Одним из условий размещения Магомаева в гостиничном номере было наличие инструмента. Он сел за рояль и - запел мою «Кохану». Сегодня это единственная сохранившаяся запись моей песни в его исполнении. Я очень дорожу ею.
Тот день, когда мы виделись в последний раз, я запомнил на всю жизнь. Нам ничто не мешало встретиться. Нам ничего не стоило работать все эти долгие десятилетия, но мы все время откладывали и встречу, и работу «на потом», а «потом» - не случилось...

Муслим… Такой славы, такого обожания, такой всенародной любви, уверен, больше никто и никогда не добьётся. Вряд ли кто из нынешних артистов, выглянув в окно ресторана в день своей свадьбы,  будет петь для собравшихся под стенами поклонников, - слишком гордые и самовлюбленные ныне «звезды». И, если уж совсем честно, он и был той самой, единственной, «звездой»! Мало кто способен сегодня уйти со сцены в зените славы, в расцвете голоса, действительно уйти и не пятнать свое имя фонограммами и ежегодными прощальными концертами, чтобы остаться недосягаемой легендой, а не бывшим кумиром, за которого неловко. Такой уровень подвластен немногим. Сочетание всех лучших человеческих качеств, помноженных на безграничный талант, - это то, что нельзя приобрести! Этим может наградить только Бог. Растерять все это - дело нехитрое; взлелеять и приумножить - огромный труд. И Магомаеву это было под силу.
Уходит время. Уходит настоящее. На смену приходит эрзац, заполонивший сцену и души. Тем важнее не забыть светлое и чистое. Муслим такой - светлый и чистый. Всех забудут, а его будут помнить. Уверен.

Единственное, что мне остается сегодня, поблагодарить судьбу за такой щедрый подарок - дружбу с гениальным человеком. Пусть там, наверху, ему будет так же светло и тепло, как было светло и тепло на Земле, которую он украсил своим талантом. Светлая и вечная память тебе, Орфей ХХ века.

(фото из интернета)

Спасибо Татьяне Сагалаевой за неоценимую помощь редактора

Понравилась статья? Поделитесь с друзьями