Можно ли лучше понять художника, побывав на его родине? На этот вопрос отвечал замечательный писатель Петр Вайль в своей книге «Гений места». Мы же ответим на другой вопрос: можно ли лучше понять свои впечатления через творчество художника, побывав на его родине.

В поездке по Норвегии, вернее даже, после нее, я смутно ощутила, как протекает процесс последействия, о котором писал Жак Лакан.
Механизм последействия, конечно, кратко описать не получится, но вот пример привести вполне себе возможно.
Определенные события, которые произошли некоторым мимоходом в прошлом наделяются смыслом из будущего. С творчеством Эдварда Мунка я познакомилась достаточно давно и абсолютно случайно. В Вене лил какой-то нескончаемый ноябрьский дождь, и вместо прогулки по парку Шенбрунн в отчаянии пришлось идти в музей Альбертина. В музее проходила масштабная выставка работ Эдварда Мунка. Да, конечно, я была впечатлена его творчеством, наконец-то увидела знаменитый «Крик», но не более того. Даже фото не сделала, о чем жалею уже сейчас, находясь в будущем.
После путешествия в Норвегию в этом году, после соприкосновения с норвежской кудрявой природой и северным постоянством непостоянной погоды, после единожды произнесенного экскурсоводом имени художника в названии музея, ткань моей памяти пронзила нить воспоминания, которая связалась в образ Мадонны авторства Мунка. Даже не «Крик»…
Андрей Левинсон в статье «Эдвард Мунк и норвежская живопись», опубликованной в журнале «Аполлон», 1913, № 1, отмечает, что «творчество Мунка – лакомый предлог для профессиональных хулителей «паталогического» в искусстве». И при этом, тут же звучит вопрос: «Но не есть ли эта наша неумеренная потребность в «бодром оптимизме» и «здоровом реализме» опаснейший признак собственной душевной дряблости»?
Могу только аплодировать автору статьи. О творчестве Мунка, да и о нем самом частенько говорят через болезни и безумие. Ну, правда, что уж тут здорового можно найти?




Безусловно, А. Куинджи и его любовно выписанный Дон завораживают. А тут что? Вот совершенно точно Мунк не вполне здоров.
Но на мой посетивший Норвегию взгляд, это чудесная картина. Нереальность и сказочность холодных ночей, единственный источник света удваивается в отражении воды, отсутствие углов, волна береговых линий, накаты воды на тропинки, некоторое непонимание того, что происходит, - разве не так мы видим ночь в лесу, когда вдруг на отдыхе в лесу решаем прогуляться по ночной тропинке к озеру, чтобы сфотографировать лунную дорожку? Левинсон приоткрывает тайну, говоря о том, что интимнейшим словом, сказанным Мунком, являются его лесные пейзажи.
Действительно, картина делится с нами чем-то тайным, некой информацией, которую можно узнать исключительно у природы или у художника, который покажет дорожку к спрятанному.

Для российских зрителей одной из самых знаменитых картин Мунка является «Крик».

Левинсон пишет, что «на первом плане фантастическая женская фигура, гонимая навстречу зрителю и колеблемая ужасом, кричит, затыкая уши, чтобы криком заглушить страх».
Вокруг слишком уж явного, заражающего, цепного страха сворачивает свои краски закатный воздух. Фьорды, виднеющиеся вдали, отступают перед огненным небом, все как будто стекает в одну воронку, центром которой является рот кричащей. Ее поза, ее движения следуют завихрениям воздушных огненных масс.

Посмотрим на Осло-фьорд.

Извилистые, изрезанные океаном берега уступают перед небом, готовые слиться с ним. И человек на поверхности природы может только усилить своим отчаянием природную пульсацию либо покориться ей.
Что с нами происходит, когда мы с таким натиском оказываемся втянутыми в пустые глазницы кричащей? Мы отводим взгляд, уходя вслед за парой мужчин по линии моста, и это щемящее чувство, что могли помочь, но отвернулись, теперь будет следовать тенью. Или мы принимаем крик, со всей ответственностью, бесстрашием и удивлением внутренней силе. Мы можем покориться природе, но в то же время сделать ее источником своих фантазий.

Через творчество Мунка после путешествия в Норвегию я могу поделиться следующим своим впечатлением от поездки. Снег, метель, колючий дождь, пронизывающий ветер и дрожь по всему телу усиливают желание плакать, отчаиваться и запереться от всего. Но вера в покровительство природы, восхищение любой красотой, даже приправленной отчаяниями, кидающими обжигающие угли в попытку жить, открывают способность принять внешние обстоятельства и опереться на внутренние силы. И природа уже не кажется разъяренной ведьмой, а, напротив, дарит новые сюжеты и впечатления. Противоречия уже не являются таковыми, стирается граница между нормальностью и творческой индивидуальностью, появляется желание разгадать неизведанные ранее внутренние источники страхов.

Олеся Дубровских