Фиолетовая дорожка подиума подсвечивалась софитами. От них белое платье Ланы казалось то розовым, то голубым, то фантастически муаровым. А сама она – небесно-обворожительным ангелом.
Селена - мать Ланы, она же её артдиректор контролировала из-за кулис каждый шаг девочки, отсчитывая про себя:
- Раз два, три, четыре пять… пятнадцать. Разворот. Умница! Обратно! Взгляд – ФИКСИРУЙ! Да не туда! На японца! Ах, ладно! Ко мне пошла! Ко мне!
Сегодня Лана двигалась неохотно. Ночной перелет. Безбожная диета. Отсутствие полноценного общения. Все это, и не только… - подспудно выражалось пока не бунтом, но рождающейся и крепнущей апатией ко всему.
Людская безликая масса давно не интересовала. Может, чуть-чуть раздражали редкие споры мамы и бабушки по телефону. Подиум в Париже отличался от подиума в Мадриде или Риме зачастую только подсветкой.
Из года в год, из города в город, в ущерб учебе, в ущерб детским развлечениям дочери, Селена упорно «продвигала» проект под названием «Ландыш». Ландыш – это Лана.
В комнату, извиняясь, вошел Верген – продюсер проекта.
- Вами заинтересовались двое банкиров из Золотой Ложи, - осторожно начал он, демонстрируя Селене визитку.
- Верген! Девочка устала. Хотите пересмотреть условия контракта?
- Боже упаси! Давайте мы у Ланы спросим? – не отступал Верген. – Дополнительные сто тысяч, Ландыш! Сто тысяч евро? Ничего вне контракта! Два раза – ужин в изысканном обществе, один раз - ипподром, и улыбаться в камеру! Чтоб я так жил!

Лана, воткнув острые локти в белый кожаный диван, равнодушно наблюдала за каким-то судорожно дергающимся рок-музыкантом на огромном экране. Сейчас она была сказочно хороша! Огромные глубокие синие глаза. Идеальный овал лица, бархатная кожа, не знакомая с морщинами. По-детски припухшие алые губы. Точеный носик. Прямые длинные, не знавшие краски, русые волосы. Изящное недоумевающее плечико. Отсутствие чувственных инстинктов. Тончайшая талия. Округлый изгиб бедер. Не самые высокие, но редкой красоты стройные ножки в джинсовых брючках от «Армани». Босые голени. Ухоженные, знакомые с «грязями Мертвого моря» пяточки, «как у младенца».
- Королевский отель, Ландыш, отель-люкс. Все включено!...
- Что «включено», Верген? – резко повернула голову Лана, хлестнула синим взором, прервав ненавистное похотливое созерцание девичьих бедер продюсером, внезапно и неожиданно поймав его за этим занятием.
- Не дерзи! – оборвала Селена, уловив во взгляде дочери чуть ли не вражеский выпад, и тут же согласилась, - мы согласны, Верген, но знаешь сам, любой сбой может обернуться тебе международным скандалом!
…Утренний ланч мало отличался от тысячи таких-же.
Чтобы не смущать модель Шведским столом пятизвездочной гостиницы, им накрывали завтрак в номере. Лана любила завтраки. Только утром ей было позволено с кофе две ложечки сахара! Не особенно вкусным показался сегодня салат с какой-то незнакомой картонной зеленью, пресным зеленым перцем, приправленным скупо оливковым маслом. Лана потянулась за солью.
- Нам нельзя, - по-доброму напомнила Селена, - мы и так перебрали в весе. Мы же не хотим стать жирными коровами и нарушить условия контракта!
Дочь покорно вернула руку на свое место. Но аппетит не пропал.
- Вот и умница! – похвалила ее Селена, - Сейчас у тебя подготовка к бассейну. А у меня переговоры. Минут через двадцать вернусь!
Дверь щелкнула. Любопытство захватило девушку. Что за переговоры у матери каждое утро?
Осторожно Ландыш приоткрыла дверь.
- Ага! – обрадовалась дочь неожиданному приключению, и, ужасно волнуясь от непривычной таинственности, бесшумной тенью поспешила за подолом развевающейся материнской юбки.
Результат погони оказался достаточно прозаичным – ни любовников, ни мафии. Следуя за Селеной, девочка оказалась в зале для приема пищи. Мать времени не теряла, уверенно прошлась вдоль накрытых столов, ловко цепляя специальными вилками на свою тарелку деликатесы.
Шведский стол поразил Лану обилием того, что ей уже лет пять нельзя было есть: салаты с майонезом и без, мясные и сырные нарезки, ломтики фруктов, бананы, кисели, вина, пирожные, вторые блюда под крышками: свинина, гусь, барашек, разнообразные гарниры и пресловутая жареная картошечка со сливочным маслом …
До неё никому не было дела. Огромный зал жующих и глотающих гудел и галдел.
Глаза Ландыш загорелись голодным огнем. Желудок пронзило спазмом вечного голода элитной модели.
- Я попробую только вот эту темпуру из лягушачьих лапок, - решила Лана, и бойко стала уплетать второй завтрак.
Но за темпурой на тарелке Ланы оказалась Мерлуза, за нею две крохотных фрикадельки, соус «Пикан», три разных пирожных…
Ах! Как хотелось попробовать все! Но, боясь пропустить возвращение матери, Лана впопыхах расправилась с содержимым тарелки и буквально бегом вернулась с номер.
Глазенки ее блестели и слегка слезились. Она легла на спину, удовлетворенно поглаживая непривычно переполненное пузице и даже расстегнула застежку на джинсах. От сытости на лбу выступила испарина.
Селена вернулась в номер, как ни в чем не бывало:
- Что делаешь? Готова?
- Отдыхаю после завтрака, может, закажем фреш? Что-то пить хочется!
Селена тревожно обернулась на нее. Заглянула в бар. Коньяк не тронут!
- Дыхни!
- Я не пила! – дыхнула Лана.
Селена обошла номер, но ничего подозрительного не обнаружила. Расслабилась:
- Фреш - после бассейна. И надо решить, в чем идти на ипподром!
- Пусть Верген решает! – парировала дочь, - думаю, он даст мне платье в голубых маках из новой коллекции…
Эпизод со шведским столом явился первым, но не единственным в бунте Ландыша. Она нашла происшествие занятным, и продолжила безумства дальше. Добывание пищи таким способом для нее являлось неким адреналином «разведчика» в стане врага. На показах модель ожила. Появился дерзновенный взор повзрослевшей женщины, что не укрылось от зорких взглядов репортеров. А однажды она так ухмыльнулась при развороте, что публика ахнула, и взорвалась овациями.
Коллекция новой одежды «Золотая осень» была продана в тот же день. И в Ниццу труппа выехала практически на «остатках».
Белое платье, то самое, которым открывал любой показ Верген, обычно чуть свободное, впервые не застегнулось на Лане.
- Что это? Что это такое? – взвизгнул продюсер, что это, я спрашиваю, уставился он на Селену, - когда вы успели так добавить?
- Побойся Бога, Верген, девочка с диеты не слазит!
- Я тоже сказки сочинять умею! Если в России за месяц вы не войдете в нужную форму, о Канаде можете забыть!

***
То, что на подиуме считалось перевесом, по медицинским показаниям в России считалось дистрофией. Сорок восемь килограммов при росте сто семьдесят шесть сантиметров!
Селена, в погоне за быстрым результатом по совету знакомых спортивных врачей обратилась в закрытую клинику, где лечился ВЕСЬ Кремль!
Дом Доктора Солнцева встретил любезными медсестрами. После массажа со специальными бальзамами, Ландыша поместили в соляную ванну.
- Это преступление, - строго сказал доктор Селене. – Ей нельзя худеть. Девочка истощена. Она с трудом сейчас набирает женские формы. При ее конституции она должна весить минимум пятьдесят три килограмма! Вы понимаете? Ее сбои с месячными циклами могут обернуться в конечном итоге бесплодием!
Селена на аргументацию доктора спокойно и беспощадно ответила:
- Пятьдесят тысяч евро за один показ. Где в России она сможет столько заработать, если будет весить пятьдесят три? Нам надо сорок шесть, доктор! Вы можете это сделать?
- Я могу. Но вы, как мать…
- Я, как мать заплачу вам вдвое от назначенной суммы…
Долгий взгляд специалиста обжег душу Селены, но не изменил её намерений.
- Хорошо. Я попытаюсь сделать это более щадяще, чем другие. Но учтите, мадам, очень часто в жизни мы платим гораздо больше, чем рассчитываем.
… В клинике Лану привели в норму очень быстро.
Ночная Москва приглашала на показы чуть ли не ежедневно.
Восторженный Верген исцеловал ручки Селены:
- Ты смогла! Ты умница! Я знал, что ты сможешь!
Лана с безразличием наблюдала эту картинку. Ее больше не возмущало, и не удивляло, и даже не забавляло, что ее собственного мнения давно никто не спрашивал. Огорчало лишь то, что мать неожиданно и сама решила сесть на диету, которая действовала на нее как-то сильно агрессивно. Селена осунулась лицом, нервничала и «заводилась с полуоборота».
… Это случилось за два дня до запланированного перелета в Канаду. Мать была за рулем. Черт дернул их выехать на Ленинградку! Из-за сплошных пробок катастрофически не успевали к показу. Верген выходил из себя. Он вызванивал через каждые пять минут.
Опоздание - уже полтора часа. Не меньше! Мать напряженно впивалась в дорогу глазами, сузив их до японских щёлок. Пошла на обгон. Зацепилась за чей-то бампер. Вылетела на встречку. Лобовое столкновение…
Лана очнулась в больнице от мысли:
- Как же противно во рту! Кошмар! - Огляделась.
В вену левой руки по прозрачной трубке через иглу поступает раствор. Почему капельница? Почему страдающие синие глаза неухоженной пожилой женщины в дикой деревенской вязаной кофте безотрывно и сонно глядят куда-то мимо.
- Кто ты? – спросила Лана.
- От те, здрасьте! Дожила! – обрадовалась и возмутилась незнакомка, - бабушка я твоя, Ланочка, я Нина Сергеевна.
- А мама где? – С трудом соображала девочка.
- Нет больше мамы. Только я и ты теперь…
Не восстановившийся ещё, ослабленный мозг не хотел воспринимать горе. Он отказывался это понимать. Что теперь будет?
Лана не успела собрать все мысли «в кучку», как в палату ворвался Верген:
- Соболезную, милая. Соболезную! Ты прости. Вылет. А у меня еще «конь не валялся». Подпиши здесь. И здесь…
- Что это? – спросила Ландыш.
- Расторжение контракта из-за инвалидности клиента.
- Что?
- Ну ты же не сможешь ходит по подиуму без ноги?!
- Как без ноги? – девушка резко отдернула покрывало. Дернулась. И перекосилась от боли.
Правая нога была в бинтах, левая - в гипсе.
- Типун тебе на язык, Анчутка! - Вступилась баба Нина. - Нога то цела! Просто перелом!
- Это не нога! – безжалостно отрубил Верген, - это уже не нога, если вы вообще хоть каплю смыслите в шоубизе! Ланочка. Ну, подписывай же, Зайка! Я опаздываю… О-п-а-з-д-ы-в-а-ю!
Лана усмехнулась, и подписала бумаги.
От едкой презрительной усмешки девчонки бывшего продюсера передернуло, как от тока. Он все еще чувствовал мощное влияние Селены. Ожидая в приемном отделении, Верген моделировал неприятный разговор с Ландышем. И наметил заранее, что если та начнет упираться, он предложит ей…
- Ну, хорошо. Хорошо, - липко и мерзко покрылся он какой-то серой плесенью, понимая, что жизнь затягивает его в дикие и немыслимые условности. – Если ты настаиваешь, на твой счет мы перечислим единоразовую выплату в двести тысяч.
- Я не настаиваю, - пригвоздила его к стулу девушка.
- Ну… – заерзал на стуле действительно вечно куда-нибудь опаздывающий Верген, - все равно перечислим, рад был работать вместе, - открыл он спиной дверь и быстро зашагал по коридору.
- О! Господи! Довели ребенка, - укрыла острый локоток внучки Нина Сергеевна, - одни косточки! Как в Освенциме!
- Ба! Перестань! – Закрыла глаза Лана, - что было?
- Леночка отошла на тот свет не приходя в сознание, - без слез ответила бабушка Нина, и вздохнув добавила, - уже похоронили.
В больнице Лана катастрофически продолжала терять в весе. Продукты, что приносили на завтрак обед и ужин Лана просто не могла положить в рот. Организм отторгал пищу, он мстил за многие годы стрессового состояния.
Лана в четыре года осталась без отца. Мать Елена Озерова, брошенная красавцем танцором, в глубине души продолжала питать к нему чувства, каждым действием, каждым шагом доказывала вновь и вновь, как он не прав, что бросил их с дочкой. То, что в дочурке она нащупала золотую жилу, было и верой и правдой и надеждою жизни. Елена превратилась Селену, а из Ланы «расцвел» Ландыш, который через тяжелый повседневный труд постепенно превратился в высокооплачиваемый и высококотируемый бренд. Так, развод близких людей привел четырехлетнюю Лану в модельный бизнес.
Начиная с пятого класса, профессиональные занятия на подиуме стали откровенно мешать учебе. Вместо общеобразовательных предметов, Селена не жалела денег на хореографию, гимнастику, риторику, плавание, иностранные языки, литературу. А чтобы обеспечивать дочери успешный переход в следующий класс, матери в конце каждого учебного года приходилось максимально напрягать все свои ресурсы.
Девушка в совершенстве знала, как и когда повернуть голову, как походкою заставить глядеть на себя заворожено, как «работать на камеру», чтобы подчеркнуть неотразимость своего совершенства.
И вот одиннадцать лет титанических усилий усовершенствования тела «разбились вдребезги» из-за несчастного случая.
Гипс сняли через две недели. Когда Лана увидела высушенную искривленную голубоватую ножку с белесой кожей, она упала в обморок.
Сорок килограммов Ланы Озеровой – все, что осталось после катастрофы, баба Нина вывозила «умирать в Рязань» рейсовым автобусом.
- Вот, дочка, наш домик! – сказала она.
- А туалет где? – скромно спросила Лана.
- Где? Где? Вон, на дворе! – ответила бабушка, - сейчас баньку затоплю. Отпаривать тебя буду.
- Не хочу баньку.
- А чего хочешь?
- Ничего не хочу.
Нина Сергеевна прерывисто вздохнула, отправилась к соседке за молоком.
Деревню Дубки Рязанской области с утра пораньше вдоль и поперек вымачивал дождь, но неожиданно прекратился к великому удовольствию бабочек, пчел, шмелей и огромных полчищ комаров, которые тут же остервенело запищали вокруг девушки. Лана рассмотрела потемневший от времени одноэтажный бревенчатый дом с белыми резными кружевами наличников, фруктовый сад, огородные грядки и заковыляла к маленькому дощатому домику без надписи. Дверка приветливо скрипнула, впустив девочку внутрь. Под самодельной сидушкой, напоминающей табурет, обнаружилось туалетное ведро.
- Опа на! Прикольно! - взобралась она ловко на доски, и хмыкнула, сравнив незамысловатый деревенский сервис с заграничными люксами, - привыкай, в твоей новой жизни теперь все выключено! Черт! Комары! Кусаются!
Лана, наскоро заправившись на ходу, пулей выбежала из туалета, и столкнулась взглядом с веселым незнакомцем.
- Хм. А ты кто? – оба уставились друг на друга.
Умытое солнышко радостно светило на плодовые деревья и кусты, полезные овощи и вредные сорняки, большую серую избу бабушки и маленький «специализированный» домик, приткнувшийся возле кустов смородины. Лану. И глуповатого на вид парнишку. Он, наверное, неделю или две не мыл волосы, потому что невообразимая прическа на его голове не реагировала ни на дождь, ни на ветер, как будто туда распылили флакон лака.
- Я фершала тебе нашла, соседки Клавы сын, покажет тебе все в деревне! Он ботаник, постарше тебя - ума поболе будет, поможет вылечиться – отворила двери в душные сенки бабушка.
- От смерти еще никто никого не вылечил, – заметила девчонка, многозначительно грустно улыбнувшись. И «как учили» павою прошла мимо парня по тропке, точно по подиуму, не обронив ни одной капли росы с травы.
- А ты, значит, Лана?
- Лана.
- А я Андрей.
- Андрей! Не стой у дверей! – передразнила бабушка.
- Ну, иди! – позвал Андрей Лану, - я чего-то принес!
Он поставил на белую скатерть банку сливок. А следом, завернутый в рушник, горячий желтый калач:
- Ешь! Вкусней не бывает.
- Хватит ей аппетит портить! Сначала бульон, - заворчала бабушка, орудуя у печи.
- Кусай, давай, пока бабка не видит! Кусай. Простынет! Ну!
- Я не хочу, - отказалась снова Лана.
- А ты понюхай! - Андрей втянул в себя запах только что испеченного сдобного хлеба, - матушка пекла. Только из печи! Сладкий. С маком! С изюмом. Для тебя! Травы там… Чудо!
- Лана понюхала калач:
- Действительно, чудо!
- Кусай, - зашептал заговорщицки паренек, - я отвернусь!
И Лана куснула. Горячий белый сметанный калач с хрустящей корочкой оказался настолько мягок, что как-то сам собою растаял у нее во рту. Организм узнал этот давний забытый вкус детства. Кусать захотелось еще и еще.
- Вкусно? – довольно воскликнул Андрей.
- Вкусно!
- А теперь запивай! Прямо из банки! Это сливки. Деревенские! Все тебе. Пей-пей!
Сливки с ароматным калачом оказались вкуснее самого изысканного французского круасана, слаще брюссельского бриоша. А на столе уже накрыта бабулина стряпня.
После сытного ужина она долго спала, надышавшись свежим воздухом лесного края. И снова вышла во двор только следующим утром.
- Капли! – восторженно нагнулась она к люпиновым листьям.
Сосед, поджидавший ее, тут же отреагировал, и крикнул через забор:
- Это роса! Её можно пить. Она лечебная!
- Да, ладно?
- Пей-пей! В Рязани все лечебное. В Рязани даже грибы с глазами!
Лана засмеялась.
- Ланка! Хромай ко мне! Я свой садик покажу!
- Я еще наш как следует не видела!
- Ваш отдыхает! – хвастливо усмехнулся сосед, - про мой сад даже в газете пропечатали!
Лана деликатно заулыбалась, вспомнив количество полок в московской квартире, набитых элитными лаковыми журналами с ее изображением:
- Ну, если в газете, это серьезно, показывай свой садик!
Андрея не зря дразнили ботаником. Сплетенный из ивовых прутьев забор овивал лимонник и культурный северный виноград. Беседку снизу до верху оплетали розы.
Розовые кусты, малые и большие, белые, чайные, желтые, алые, бархатно-бардовые встречали гостей, повернув чашечки цветов к югу. От входа – лучами расходились тропинки, сопровождаемые гвардейцами - люпинами во все стороны сада.
Усадьба доярки тети Клавы славилась в Дубках ухоженными клумбами, на которых с ранней весны до поздней осени что-нибудь непременно цвело. По весне – крокусы и гиацинты, затем ирисы, флоксы, примулы, ромашки, настурции, особенно капризные колокольчики, а потом поздние астры и хризантемы. На небольшом пруду Андрей развел розовые лилии. Аккуратный огород казался небольшим, но вмещал понемногу разные овощи и ягоды. В саду как у всех – яблони и сливы, черешни и вишни, правильно сформированные и ухоженные с побеленными штамбами.
Лана не удержалась. Достала мобильник, стала фотографировать.
- Погоди! А то кадры закончатся. Главное – теплица! – остановил ее Андрей.
- Кадры еще немного есть… - улыбнулась снисходительно девочка, и последовала за хозяином в теплицу.
Внутри самодельной, в виде длинной пирамидки, теплицы выпятился на дорожку настоящий арбуз сорта «Огонек».
- Арбуз! – удивилась Лана.
- Этот еще маленький. Вот там гляди, побольше!
- Это виноград что ли?
- Что ли! – хвастливо кивнул паренек.
- Андрей? Ты что гостью голодом моришь? Быстро в дом завтракать! – позвала мать с крыльца.
- Это я то морю? Да, я могу.
И молодежь резво забралась по крашенным половицам в избу.
- Завтрак на плите. Я на ферму. – сказала она, с нежным сочувствием тронув Лану за плечико, эк тебя в Европах то уморили…
- Ланка! Налетай, - подбадривал Андрей, лишь только мать оставила их одних, - это картовница! Все с огорода! Как это там у вас в Москвах говорят, типа «все экологически чистое»! Здесь даже грязь экологически чистая…
- С глазами?
- Точно! Хватаешь на лету!
- Что? И эти глазастые с огорода? – разглядела на тарелке грибы.
- Почти. Шампиньоны – полезный для кишечника адсорбент!
- Круто! Никогда не пробовала.
- Да ладно? Что же ты ела?
- Ну там… авокадо, морепродукты, салаты всякие…
- Бедняга!
- Да что вы все заладили? Бедняга да бедняга!
- А ты на себя посмотри! Дохлятина и только. Ешь давай! И чтобы я видел!
- Не буду, - обиделась Лана.
- Я т-те не буду! Быстро рот открой и скажи: «А-а-а»!
- А! А-а-ам!
- Вот и хорошо! Че удумала! Есть она не будет! Баба Нина ее всю жизнь ждет, на дорогу смотрит, мол, приедет внученька. А внученька решила сдохнуть от голода всем на зло. Хитрая какая. А кто за цветами ухаживать будет? А детей рожать?
- Ну ты загнул, ваще! Каких еще детей?
- Обыкновенных! Рязанских! Московских! Красивая, а не понимаешь, что красота твоя именно за этим и дается. Землю украшать… - он говорил все это ей, как маленькой, опрокидывая ложку за ложкой в рот, пока не опустела тарелка, - вот я людям жизнь чем украшаю?
- Чем?
- А тем! Что по всей деревне безвозмездно в каждый двор розы высаживаю из своего питомника. Обрезку делаю, когда могу. Сорта элитные прививаю всем. Как едем в Рязань продавать – наш ряд самый лучший!
- Ну, и что?
- Как что? Как что? Из Дубков пойдут сорта дальше и дальше, и вся земля будет, как рай! Поела?
- Поела.
- Спасибо?
- Спасибо!
- А теперь надо проследить, как синеглазка растет. Показать?
- Покажи!
- Пошли на волю!
Лана раньше ни дня не обходилась без телевизора. А тут даже не вспомнила о нем! Андрей взял плоскорез, на всякий случай захватил для подшефной плоскорез поменьше.
- Цветочки какие красивенькие!
- Ну да. Это картошка. Сорт синеглазка.
- Да ну? А это что? Красивое какое! Пахнет хризантемой.
- Полынь! Ее надо удалять. Все, что лопоухое – картошка. Все, что разное и топорщится – сорняки! Смогёшь?
- Пх! Легко! Только не понимаю, зачем их удалять? Они красивые.
- Ну, ты добрая какая! Сорняки питательные вещества воруют у растений у культурных. Свет, опять же загораживают. Вот смотри, жасмин, выросший в кустах. А вот на солнце! Поняла?
- Поняла.
- Окучивай!
Лана ухватила обеими руками маленький бурьян. Тот легко позволил себя вытащить. Почва дымилась. Парная и влажная после дождей земля источала благословенный запах. Лана поддалась притяжению, погрузила пальчики в рыхлость почвы. Блаженно закрыла глаза.
- Тебе плохо? – встрепенулся Андрей.
- Хорошо!!
Песчинки забились под ногти. Подушечками пальцев Лана ощутила корешки сорняков, уцепилась, и вытащила их удивленно на поверхность.
- Белые какие!
- Сныть! Зараза! Разрослась, где не просят!
- Огурцами пахнет…
Покончив с окучиванием картошки, ребятишки раскраснелись. Да и солнце поднялось достаточно высоко и начало припекать не на шутку.
- Это мой питомник! – привел Лану Андрей на задний двор. – Все осенние цветы я высаживаю здесь и здесь. Если хочешь, несколько штук прямо сейчас на клумбу перенесем.
- Перед домом?
- Ну да!
С клумбой они возились недолго. Менее часа. Вместе очистили землю от сорной травы.
- Бери из тележки. Вот так! Сюда! Полей! Молодец! – учил Андрей.
- Я уже умею. Пойду бабушкину усадьбу украшать. Бабушка! – забежала домой Лана, - выдели мне, пожалуйста, кусочек земли, я что-то посадить хочу!
- Ну, ботаник! – незлобно проворчала баба Нина, подав Лане лопату, и повела на место рухнувшей яблони.
«Дохлятина» оказалась достаточно целеустремленной. Энергии от завтрака хватило на клумбочку размером метр на метр, где были высажены астры.
Работа нашлась и на следующий день. И на следующий.
- Ба? А что это у тебя сорняки горох задавили? – через три дня поинтересовалась Лана.
- Дак, это. Тебя дожидаются, чтобы ты с имя разобралася! – хитро крякнула бабка.
Через месяц Андрей с Ланой хвастались, у кого огород чище «выбрит».
Лана впервые в жизни занималась тем, что ей нравилось.
Однажды блюмкнула СМС-ка. Это пришло извещение о пополнении банковского счета. Сдержал слово Верген. Наверное, приехал из Канады.
За лето, проведенное в Дубках, круто изменилась жизнь девушки. Она понимала, что надо возвращаться в Москву. Но здесь, в Рязанской деревне, где зажила ее нога, а, может быть, и душа, было вольно и весело. Незлыми уже казались пискучие комары, веселыми – «глазастые» грибы! У Ланы тоже глаза открылись, какие-то внутренние глаза. Какие-то свои. Распускались белые астры, высаженные ее рукой. Тянулись к солнцу, стряхивая утренние росы, кукуруза и вишня, горох, топинамбур и облепиха. Наливались небесным соком дождей кабачки и тыквы, дразнили крутыми боками свекла, морковь и репа. Зелень лука и укропа буйствовала теперь, точно проросла прямо из души. А сама Лана вросла по самые уши в землю.
Как борщ есть без чеснока и сметаны она теперь вообще не представляла. И как она могла жить раньше без этого борща!
Но время не стоит на месте. Уже через месяц начнется новый учебный год. Что имеется у Ланы в активе в ее пятнадцать лет? Помимо радости созерцать красоту цветов, выращенных своими руками.
Опыт модели международного класса – раз.
Аттестат о 9-тилетнем образовании – два.
Квартира в центре Москвы - три.
Старенький деревянный дом в рязанской деревне Дубки – четыре.
Ценные бумаги и банковские счета с немыслимо огромными суммами – пять. Селена до конца своих дней капитализировала заработанные средства, выгодно вкладывая их в банковские счета, в ценные бумаги Швейцарии, Франции, Бельгии. Теперь все это удачно сколоченное состояние принадлежало только Лане.
Что делать ей? Как жить дальше?
Нога зажила. Наверное, можно вернуться на подиум.
Есть красота. Да кому нужна она, в самом деле, если не рожать детей, красивых и рязанских и московских… Как это просто было сказано Андреем.
Есть Москва. Каменная. Безжалостная и бездушная. Раздавившая ее родную мать. Покалечившая ее саму, и чуть не уморившая голодом ради богатства.
Есть зеленая, живая рязанская деревня. Добрая. Но небогатая. Без явных перспектив. Без радужных надежд. А, может, Лана и есть ее надежда?
Что делать? С чего начать?
Лана не знала.
В деревне весело и многообещающе загомонила свадьба, отодвигая нелегкие раздумья на потом.
- Нина Сергеевна! Ланка! Одевайтесь! По гостям пойдем! Цветы сам нарежу! –засобирался за забором Андрей.
Девчонка бросилась примерять вещи. Выбрала топик и брюки. О, горе! Не натянуть! Да, она ужасно поправилась! Ей не в чем идти! Возможно ли это?
- Ба! Мне одеть нечего!
- Так вот тут платьев то глянь! – отворила сундук Сергевна.
- Хо! Хо! Миленько! Вот это даже прикольно! На манер итальянского Кутюрье Мюсле, - одела Лана мамино платье из крепдешина, вышитое на груди деревянным бисером.
Тем временем под навесом уже накрыты столы, собрались гости, поют песни под гармошку.
Весело!
Невеста с женихом радостные. Пьет-гуляет народ. И Лана с ними. Потом танцы пошли. Быстрые. Медленные.
Андрей Лану со многими своими друзьями познакомил, организовал ей компанию, а сам весь вечер провел с Машкой из соседней деревни. И даже домой провожать пошел. Лане даже обидно стало. Да тут песни снова завели. Грустные. Широкие. Сердечные. Их Лана слышала когда-то, но так давно! Хотелось еще и еще слушать. И не думать ни о чем. Только о грусти рязанской. Но баба Нина внучку домой увела. Лана всю ночь не спала. Думала. И прислушивалась, когда Андрей воротится. Ушки топориком. Но нет. Не скрипит калитка.
Чем она хуже той, с которой Андрей ушел? По любому получалось – лучше. Вот только пошла бы она, если бы он ее позвал? Не пошла бы. Так зачем она сердится?
Рано-рано вышла на бодрое утреннее солнце.
- Лан? – окликнул Андрей.
- Что? – буркнула девчонка.
- Доброе утро!
- Доброе! – совсем без энтузиазма прозвучало в ответ.
- Ты что обиделась?
- Нет!
- Можно зайти?
Она повела плечами – ни да, ни нет. Раньше он про это не спрашивал.
Андрей ловко перемахнул изгородь:
- Обиделась. Я вижу – ты обиделась!
- Я не обиделась, - отстранилась Лана.
- Тогда улыбнись! – попросил парень.
- Не хочу.
- Понимаешь? Дружба, это очень важно. Без друзей нельзя. Друзья на всю жизнь. А любовь – это семья, продолжение рода. Это, собственно, и есть жизнь.
- Любовь? – это как? - усмехнулась Лана.
- Любовь, это когда отдают самое дорогое, что у тебя есть. Когда ты и я – одно целое.
- И что же такое дорогое тебе вчера отдали? Девственность что ли? На это много ума не надо!
- Ты обиделась!
- Нет! Просто подумала, я чем хуже?
- Ты совсем не хуже. Ты гораздо лучше. Только любовь не понимает кто лучше, а кто хуже. Любовь ищет родственные души. Ну как тебе объяснить? Ты еще маленькая. Но уже недосягаемая. Все знаешь про целый мир, но не отличаешь осину от березы. Ты даже думаешь по-другому. Я как тебя увидел, сразу влюбился. Ты очень красивая, трудолюбивая, добрая. С тобой можно затеять любое дело. С тобой легко. Только приблизиться к тебе трудно. Мы ведь даже ни разу с тобой не поцеловались.
- А с ней?
- С ней всё происходит само собой. Даже слов не надо. Быть просто рядом – уже счастье. Она горячая. Она – моя!
- А я холодная. И не твоя! Понятно.
- Но ведь, ты меня не любишь!
- Люблю!
- То есть, как «люблю»??? – перестал дышать Андрей.
- Как друга. Успокойся! – чересчур беззаботно засмеялась Лана, - тебе от недруга досталось самое дорогое – девственность, а от друга не самое дорогое – любовь! Любовь – это же даром? Да?
- Ничего не понимаю! Что ты мне голову морочишь?
- Сам пришел. Не звала.
- Так позови!
- Нет!
Андрей глубоко вздохнул.
Постояли молча. И вместе - уже не вместе. И разойтись – чувства не дают.
У Ланы в голове всплыли вдруг вчерашние незавершенные мысли о будущем, о своем предназначении.
- Чего ты хочешь от жизни, Андрей? Какая у тебя сверхзадача? – спросила она совершенно серьезно.
- Да пока все просто. Осенью – в армию.
- Ты же хотел учиться на биологическом факультете?
- Хотел. И документы подал. Но на бюджетные места баллов ЕГЭ не хватило, знаешь, какой там конкурс. А на платной основе - хоть сейчас иди, но это нереально. Ни мать, ни я не потянем.
- А, если когда-нибудь окончишь, все-таки свой биофак. Что потом?
- Что пристала: потом-потом?
- Отвечай! – потребовала Лана так неожиданно строго, как будто имела на это право. В её позе и взгляде Андрей почувствовал какую-то внутреннюю силу.
- Ну… - так далеко он еще не думал, - жена, дети…
- Жена-дети, понятно! Земле какая польза от тебя? Что хочешь после себя оставить?
- Чтобы деревня вся была в розах! И чтобы вся Рязань, и вся Москва!
- А потом?
- А потом, чтобы вся страна! Питомник цветочный надо восстановить. Теплицы. Работа у людей появится. Радость в деревню вернется. Пить перестанут. Ведь как получилось? Колхозы ушли, а фермерские хозяйства не пришли. И работники есть, и профессионализм еще в наличии, и память рук свежа. Наши цветы раньше даже в Москву поставляли. Какая там Голландия против нас. Нету толчка, хозяина, способного открыть дело. Нужен начальный капитал.
- А потом?
- Ну а потом, если жизни хватит, чтобы вся планета была из роз!
- Прикольно, - удовлетворилась ответом Лана, улыбнулась куда-то в себя, смягчилась, выдохнула, устала даже. – Мне нравится твоя мечта. Биофак – это интересно!
- Но пока это просто сказка, – пессимистически подытожил Андрей.
- Так и будет, - оптимистически промолвила Лана.
- Ты лучше вот еще что скажи, если бы ты вернулся из дальних странствий, ну как купец Садко, с горами богатств, что бы ты по-сыновьи сделал вот с таким домом матери? - указала она на избу бабы Нины. - По-хозяйски?
- Забор бы поправил.
- Ты меня не понял. Садко вернулся с горами богатств.
«Странная она все-таки» - подумал паренек, а вслух произнес:
- Ну слушай, если хочешь. Забор бы поставил новый ажурный, металлический, кованый, невысокий, чтобы с соседями общаться; ворота бы с калиткой поменял; беседку поставил; баню срубил новую, липовую; пруд почистил бы и углубил; дом бы утеплил и обшил сайдингом; заменил двери и окна; крыльцо новое, просторное; шифер на крыше заменил на металлочерепицу.
- Ладно, Лан. Помечтали и…
- Подожди. Я ведь все это не просто так. Я серьезно. Я включилась. Понимаешь? Все до этого было выключено. Совсем. Понимаешь?
- Вообще, если честно сказать – нет!
- Мне необходимо прямо сейчас четко распорядиться по уму и по совести. Своим участием ты изменил мою судьбу. Я теперь другая. Ты для меня - любимый брат. И позволь мне сейчас поучаствовать в твоей судьбе. Это просто.
- И чё ты хочешь сделать?
- Чё-чё? Ничё! Надо говорить «что», между прочим.
- Вот ты еще учить меня будешь! Дохлятина!
- Не ворчи. Смотри, - Лана включила коммуникатор. Вошла в интернет.
- Это твой мобильник? Сила!
- Да брось! Скоро новые купим, помощнее.
Лана быстро нашла нужный ВУЗ. Сроки работы приемной комиссии. Стоимость обучения на Биологическом факультете. Спросила Андрея:
- Отчество? Дата и место рождения?
Манипулируя кнопками, произвела оплату.
- Ты что? Это же дикие деньги!
- Не мешай. Я только начала, - едва ухмыльнувшись на «копеечный» взнос, не обращая внимания на его подпрыгивания, продолжала девчонка, - Теперь дома и усадьбы. Стройматериалы? Бригады есть надежные?
- Только Рязань!
- Ага! Вот телефон. Набираю. Добрый день. Вас беспокоит деревня Дубки. А нам как приятно! У нас заказ большой и срочный. Два дома. Отделка. Евро. Теплоизоляция. Сайдинг. Кровля. Окна. Пластик. Металлочерепица, финская. Сколько? Это не серьезно. Вот. Другое дело. Так. Пруд. Колодец. Ограда. Две теплицы. Да. Бани две…Специалисты, замеры, завтра ждем.
Лана говорила. Андрей иногда подсказывал по делу, что надо бы еще, о чем забыл.
- Общий счет. Окей. Предоплата. Нет, господа. Я не хочу сказать, что я вам не доверяю. Но я вам не доверяю. Пятьдесят процентов после составления договора. Да. По этому телефону можете меня беспокоить.
- Далее. Что будем делать с теплицами?
И Лана и Андрей, отслеживая одновременно несколько направлений, горячо увлеклись общим делом своего маленького братства. Осторожно и робко подключилась Маша.
Новости в деревне распространяются мгновенно. Чудеса-то какие! Ни с того ни с сего преобразились две усадьбы на окраине Дубков. Началась реконструкция почти разрушенного тепличного хозяйства. Подобрались кадры, нашлись исполнители, восстановились связи.
Цветочный питомник в деревне Дубки вскоре получил свое юридическое имя ООО «Селена». Хозяйство постепенно вставало на ноги. Появился спрос. Пошли продажи. Этому способствовали передовая агротехника и уникальная селекция. Творческий подход и высокое качество цветочной продукции привели к уверенной окупаемости вложенных средств, а следом и к увеличению площадей, расширению спектра производимой продукции. Деревня укреплялась. Народ стал возвращаться из города домой.
Однажды, находясь по делам в Москве, Лана решила навестить своих давних друзей и посетила модельное агенство, почти не изменившееся за прошедшие годы.
- Ты необыкновенно расцвела, - встретил её Верген. – Принца встретила?
- Да какой там принц? Я идею тебе новую привезла на миллион евро! Гляди!
Лана развернула эскизы моделей, основанных на тончайшем понимании строения и красоты натуральных цветов. В потрясающих образцах читались тюльпаны, гиацинты, флоксы, розы… Визуальный эффект от созерцания каждой модели многократно усиливался индивидуальным натуральным ароматом соответствующего цветка.
- Теперь гляди, как это смотрится вживую, - девушка набросила палантин из «благоухающих пионов».
Верген от неожиданности отступил на шаг, прищурился, и ляпнул не в тему:
- Я понимаю, что «сенбернар не бывает бывшим», а в чем секрет? Почему они свежие?
- Разве не помнишь, я говорила тебе о своем питомнике «Селена»? Мы производим ведь не только розы. Мы производим всё! Если будет нужно – подключим дочерние фирмы.
- Вау! Ландыш! – хлопнул себя по заду Верген. Хватка в тебе от матери! Царствие ей небесное! Красота от отца. А полет? Откуда творческий полет?
- Я просто получила опору, Верген! Пришла моя очередь включать звезды.